— Проснулся, значит, — говорит она, направляясь к нам.

Я улыбаюсь ей в ответ, и когда она приближается ко мне, я, в предвкушении поцелуя, опускаю веки и начинаю раскачиваться на подошвах. Порыв страсти набирает силу и охватывает уже все помещение, выходя из-под контроля, но Джейми проходит мимо, и я, открыв глаза, гляжу ей вслед.

Она обнимает Бобби, и он жадно и шумно целует ее. Джейми не скоро замечает, что я стою и смотрю на нее, но когда она слегка отстраняется от Бобби, тот хватает ее и снова притягивает к себе.

— Ребята, так вы знакомы? — вот все, что удается произнести Джейми, когда она наконец замечает выражение моего лица.

— Да, — киваю я.

— Ну ладно, хватит, — взвизгивает Джейми, отталкивая Бобби от себя. — Хватит, хватит.

Но Бобби не унимается: он продолжает обнимать и целовать ее в губы и шею. Я стою, наблюдая за ними, возбужденный, с внезапно ставшей абсолютно ясной головой.

— Пора пройтись по коктейлям, — говорит Бентли, капризно надувая губы.

Тамми подходит ко мне и говорит:

— Мы напоролись на Баффи. Она только что вернулась из экспедиции на Эверест. Два человека погибло. Она потеряла свой мобильник.

Я не имею ни малейшего представления о том, кому адресована эта реплика, поэтому на всякий случай киваю головой.

— Послушайте, я умираю с голода, — восклицает Бобби, все еще обнимая Джейми, которая уже не сопротивляется. — Где мы будем кушать? Что мы будем кушать?

Затем он шепчет что-то на ухо Джейми, и та хихикает, а затем шлепает его по рукам и наконец хватает Бобби пальцами за те места, где бугрятся его бицепсы.

— Я делаю брускетту, — кричит Брюс с кухни. — Ризотто с белыми грибами, сырокопченая ветчина со смоквами, салат из руколы и фенхеля.

— Только быстрее, — мычит Бобби, тычась носом Джейми в щеку и прижимая ее к себе изо всех сил. — Быстрее, Брюс, а то я жрать хочу.

— Виктор, что у тебя под этим халатом? — спрашивает Бентли, сжимая в руках бутылку «Столичной». — Подожди — я сам попробую догадаться. Боже, мне это не пережить!

Направляясь на кухню, он кричит мне:

— Кстати, я украл твое нижнее белье!

— Пойду-ка приму ванну, — говорит Тамми, хлопая ресницами и глядя на меня. — Ты выглядишь просто бесподобно, если принять во внимание вчерашнюю ночь. — Она надувает губки: — Уже, однако, пять часов.

— Хорошие гены, — пожимаю я плечами.

— Милый халатик, — говорит она, поднимаясь вверх по лестнице.

— Эй, здесь так холодно, что зуб на зуб не попадает, — говорит Бобби, наконец выпуская Джейми из своих объятий.

— Так оденься, — говорит она обиженно, удаляясь от него. — И возьми себя в руки заодно.

— Ни фига себе! — восклицает Бобби, изображая деланное изумление — рот открыт, челюсть отвисла.

Он бросается вдогонку за Джейми, та радостно визжит и мчится на кухню, и теперь я понимаю все уже совершенно отчетливо, к тому же до меня доходит, что я стою как вкопанный на одном и том же месте уже добрых несколько минут. Бентли кричит:

— Осторожнее, Бобби! У Джейми есть пистолет!

И тут наконец запыхавшаяся Джейми подходит ко мне. У нее за спиной Бобби роется в продуктах, беседуя с Брюсом. Бентли уговаривает кого-то дать ему открыть новую бутылку мартини.

— Где моя одежда? — спрашиваю я.

— В шкафу, — вздыхает она. — В спальне.

— Вы, ребята, очень красивая пара, — говорю я.

— Все двери заперты? — кричит Бобби.

Джейми одними губами произносит «Извини!» и отворачивается от меня.

Бобби направляется, чтобы проверить двери, и, проходя мимо нас, шлепает Джейми по заднице.

— Эй, — кричит он кому-то, — неужели вы забыли включить сигнализацию обратно?

5

На закате съемочная группа какое-то время фиксирует на пленку безупречное вечернее небо, пока совсем не темнеет, и в доме не вспыхивают огни, и тогда все мы шестеро — Бентли, Тамми, Брюс, Джейми, Бобби и я — располагаемся в креслах работы Франка Гери, стоящих вокруг гранитного стола, и я скромно отодвигаюсь в сторону, когда две камеры, снимающие сцену, приближаются ко мне. Затем на стол ставят тарелки, и я, несмотря на присутствие Бобби Хьюза, давящего своей мужской красотой стоимостью в триста тысяч долларов, впадаю в миролюбивое, доброжелательное настроение, а постоянное внимание со стороны моих новых друзей заставляет меня позабыть о некоторых неприятных моментах — в частности о том, как Джейми смотрит своими большими глазами то на меня, то на Бобби, иногда приветливо, а иногда совсем наоборот. Я охотно отвечаю на вопросы, касающиеся Хлое, — видно, что на всех произвел большое впечатление тот факт, что я был ее бойфрендом, — а также обложки «Youth Quake» и группы, из которой я ушел, и того, как я работаю с моими мышцами, и никто не спрашивает: «А кто ты такой?», или «Откуда ты?», или «Чего тебе здесь надо?» — впрочем, такие вопросы излишни, потому что все присутствующие и так это знают. Бентли даже упоминает ряд заметок, просочившихся в лондонскую прессу, в которых рассказывается об открытии клуба на прошлой неделе, и обещает мне показать потом вырезки, причем говорит он об этом явно безо всякого скрытого намека.

Все подмигивают, бросают многозначительные взгляды или подшучивают, адресуясь к Феликсу и режиссеру картины, но никто не ухмыляется, поскольку мы понимаем, что эта работа важна для нашей карьеры, и в конце концов мы все в одной лодке. Я изо всех сил стараюсь изображать безразличие, пока беседа вертится вокруг того, что и кто пишет о каждом из нас, чем мы занимались в вось-мидесятые годы, и как фильм будет выглядеть в итоге на экране. Восторженные похвалы сделанному Брюсом ризотто переходят в разговор о бомбе, взорвавшейся в одной из парижских гостиниц на бульваре Сен-Жермен два дня назад, в то время как на заднем плане тихо звучит альбом U2 «Achtung, baby», а мы расспрашиваем друг друга, не пострадал ли кто-нибудь из наших общих знакомых при недавнем землетрясении в Лос-Анджелесе. В доме заметно потеплело.

Иногда на довольно продолжительное время у меня даже возникает иллюзия, что я снова в Нью-Йорке, может быть, в «De Silvano» за большим столом, где-нибудь возле самого входа, одинокий фотограф топчется у входа снаружи на Шестой авеню, а мы допиваем по последнему эспрессо и заказываем по рюмке «Sambuca», Хлое устало просматривает счет — и почему бы Бобби не оказаться там с нами. Сегодня вечером Бобби гораздо сдержаннее всех остальных, но, судя по всему, у него все в полном порядке, и он доволен собой, и каждый раз, когда я подливаю к нему в бокал прекрасное «Barbaresco», он благодарит меня кивком головы и расслабленной улыбкой, и взгляд его задерживается на мне, отвлекаясь только из-за того, что вокруг нас все время вьются операторы, осветители и ассистенты режиссера. Затем обсуждаются все вечеринки, на которые нас сегодня приглашали, и принимается решение не ходить на них и остаться дома, потому что все очень устали. Брюс закуривает сигару. Тамми и Джейми скручивают по жирному косяку. Все погружаются в мечтательное настроение, а я начинаю убирать со стола. В кухне Бобби трогает меня за плечо.

— Слушай, Виктор, не мог бы ты оказать мне одну услугу? — спрашивает он.

— Разумеется, чувак, — говорю я, вытирая руки о самое дорогое кухонное полотенце, которое мне когда-либо случалось видеть. — Все, что ты хочешь.

— Я собирался встретиться с другом, который приехал сюда на уик-энд, — начинает Бобби.

— Вот как?

— Я должен был заехать за ним в десять, — говорит Бобби, придвигаясь ко мне поближе и глядя на свои наручные часы, — но я умираю от усталости.

— Чувак, ты выглядишь просто шикарно, — я наклоняю голову, чтобы лучше изучить его, — ну, может быть, самую малость утомленным.

— Если я закажу тебе машину, не мог бы ты сгонять в «Pylos»…

— В «Pylos»? Круто!

— …и забрать там моего друга.

Бобби стоит так близко ко мне, что я чувствую его дыхание.

Затем он мотает головой в сторону Тамми, Брюса, Бентли и Джейми, которые сидят полукругом за стальной колонной перед гигантским телевизором, споря о том, какой бы фильм им посмотреть.