12

Еще один солнечный и даже ласковый денек, но постоянно дует встречный ветер, и я стою на палубе с бассейном, держа полотенце в руках и демонстрируя всем привлекательно дикое лицо, заросшее щетиной как у рок-звезды; на мне тугая майка Gap, темные очки приспущены ради девицы, лежащей в одном из двух десятков стоящих в ряд шезлонгов, девица же — вылитая Жюльетт Бинош (разумеется, если бы Жюльетт Бинош была блондинкой и родилась в Дарьене, штат Коннектикут): высокая, похожая на статую, с великолепным брюшным прессом, ну, может быть, слегка перекачанная, но это компенсируется большой и мягкой на вид грудью, выпирающей из прозрачно-белой короткой блузочки, в то время как очертания само собой разумеющихся в подобном случае длинных ног отчетливо прорисовываются под короткими брючками леопардовой расцветки. На столике рядом с ней — номера «Vogue», «Details», тот выпуск «W», в котором есть я и Хлое, «Vanity Fair» и «Harper's Bazaar», придавленные, чтобы ветер не унес их за борт, маленьким кувшинчиком с холодным чаем, и я подчиняюсь инстинкту и вхожу в кадр, почувствовав добычу. Девушка начинает рыться в огромной торбе с надписью «Chanel» — и тут тушь для ресниц внезапно выскальзывает у нее из руки, а я элегантно нагибаюсь за ней — тщательно отрепетированный жест, который, как говорят, особенно мне удается.

— Спасибо, — говорит она с наигранной скромностью, и голос ее кажется мне смутно знакомым.

Она извлекает из торбы с надписью «Chanel» пачку сигарет «силк кате» и непринужденно закуривает. По этому знаку я направляюсь к пустому соседнему шезлонгу.

— Устраивайтесь, не стесняйтесь, — говорит она чересчур громко, потому что слушает плеер.

Я замечаю коробку от нового альбома Трики, торчащую из торбы с надписью «Chanel», мысленно пролистываю в голове все отчеты о концертах Трики, прочитанные мной, а также все детали моей прошлой жизни, имеющие отношение к Трики, — в общем, все, что может пригодиться для общения с девушкой, которая выглядит как вылитая Жюльет Бинош.

Хотя на палубе слишком холодно, чтобы снимать майку — к тому же она и так почти ничего не скрывает, я все же выскальзываю из нее, не снимая темных очков, расстилаю на шезлонге полотенце и ложусь сверху, стараясь продемонстрировать в наиболее выгодном свете мой брюшной пресс. Девушка читает книжку, на обложке которой гигантскими черными буквами написано «МАРТИН ЭМИС», и мне остается только надеяться, что она не член Amnesty International. Появляется официант, и я заказываю легкое пиво и большую бутылку минеральной воды, и он все это тут же приносит. Я даю официанту на чай, и он поспешно уходит.

Когда девушка снимает наушники, я вспоминаю свою реплику и начинаю:

— Эй, а разве мы не встречались в Нью-Йорке на барбекю у Кевина Оквина?

Она снимает темные очки, гасит окурок в пепельнице, улыбается, не глядя мне в глаза, и отвечает:

— Сомневаюсь.

— Что за дела? — возражаю я. — Откуда тебе известно? Я тебя точно где-то видел. — Затем я переворачиваюсь на бок, гляжу на нее с восхищением и говорю: — Хотя, возможно, это потому, что, кроме тебя, на этой посудине никто не родился со мной в одном десятилетии.

И тут возникает отвлекающее обстоятельство. У ограждения палубы стоит привлекательная пара средних лет — и мужчина, и женщина отлично выглядят и одеты по последней пляжной моде. Мужчина снимает на видеокамеру женщину, которая неохотно дурачится на фоне медленно движущегося за бортом океана, и тут они внезапно замечают меня, и на лице у женщины появляется резкое, почти злобное выражение, которое моментально трансформируется в показную улыбку, как только она замечает, что я тоже смотрю на нее. Ее спутник — явно пустое место, и я тут же теряю к нему всякий интерес. »

— Это что, твои родители? — киваю я в их сторону.

— Нет, мои родители в Штатах, — отвечает девушка, глядя на пару, которая тут же покидает поле зрения, почувствовав на себе ее взгляд. — Но вообще-то я действительно знакома с Кевином Оквином. Просто он ни разу не приглашал меня к себе на вечеринку.

— У него там довольно прикольно бывает, — говорю я, воспрянув духом. — Вся толпа собирается. Синди, Линда, Кейт, все три Сандры — Баллок, Бернар и Таллин. Ах да, и Шерил Кроу тоже однажды там была.

— Сдается мне, что твоя фамилия тоже у всех на слуху, разве нет? — улыбается она.

— Я всего лишь полузнаменит, — пожимаю я плечами. И в ответ она улыбается мне улыбкой, которая выглядит совсем как настоящая.

— Тогда, может быть, мы встречались на каких-нибудь VIP-тусовках? — делаю я предположение. — Сталкивались в «Doppelganger's» или «Jet Lounge»? Пили одни и те же коктейли на частных просмотрах, даже не подозревая о существовании друг друга, гмм?

Я игриво хмурю лоб, но на нее это производит неожиданное впечатление.

— Ты, случайно, не фотограф? — спрашивает она подозрительно и поджимает губы.

— Нет, детка, что ты, расслабься. — Я замолкаю, затем приподнимаю кувшинчик с холодным чаем, вытаскиваю номер «W» и открываю его на разделе «Блики звезд», на фотографии меня и Хлое на премьере в Радио-Сити-Мюзик-Холле. Я протягиваю журнал девушке. Она смотрит на фотографию, затем на меня, затем снова на фотографию.

— Так ты… Кристиан Слейтер? — спрашивает она в растерянности.

— Нет, нет, ниже, под ним.

— А, теперь увидела!

У меня краснеют щеки, и я спрашиваю обеспокоенно:

— А что, у меня на самом деле такая большая голова?

Она переводит взгляд на фотографию справа: Хлое изображает хорошо отрепетированное изумление, а я смотрю прямо в объектив папарацци.

— Да, похоже, это действительно ты, — говорит она. — А это — Хлое Бирнс, верно?

— Мы с ней встречались, — говорю тогда я. — Но теперь все в прошлом.

— Ну что ж, я тоже встречалась с Питером Мортоном, — говорит она, возвращая мне журнал. — Нас тоже все время с ним вместе фотографировали.

— Так что можно сказать, что мы с тобой в одной лодке?

— Мы, как ни крути, в одной лодке, — говорит она, показывая на воду, и закатывает глаза, мысленно улыбаясь своей реплике.

— Ах, ну да, конечно, — деланно хихикаю я. — Так оно и, эээ, есть.

— Марина, — говорит девушка. — Марина Кэннон.

— Привет, а я — Виктор Вард.

Я делаю паузу, чтобы мое имя лучше прозвучало, а затем протягиваю руку, и она слегка пожимает ее.

— Ты плывешь в… — Я замолкаю, чтобы дать ей самой назвать пункт назначения.

— В Париж, — отвечает она. — Ну, то есть сначала в Шербур, а потом — в Париж.

— Почему в Париж? — спрашиваю я и тут же прибавляю вежливо: — Хотя почему бы и не в Париж?

— Ну… — она замолкает и смотрит на тоскливые черные волны, — скажем, что меня утомили некоторые личности, и не будем больше об этом.

Я тут же чую проблемы на любовном фронте и осторожно интересуюсь:

— Так как же его зовут?

— Гейвин, — говорит она, слегка смутившись, но продолжая улыбаться.

Я кривлю лицо, делаю вид, что меня передергивает, и восклицаю:

— Никогда в жизни не доверился бы человеку с таким именем! — Затем я вновь кривлю лицо, дожидаюсь, пока она заметит мое выражение, и небрежно интересуюсь: — А где теперь этот Гейвин?

— Собирается сразиться с быками в Памплоне.

— А что, он в баскетбол играет? — спрашиваю я, упав духом. — Я думал, что «Быки», они из Чикаго. [104]

Она смотрит на меня, и в ее глазах читается легкая паника. Внезапно голубенький немчик спускается по трапу на нашу палубу, наряженный в футболку с тура Гарта Брукса и огромные черные кроссовки. Он замечает меня и вприпрыжку устремляется ко мне. Я немедленно прикидываюсь спящим. Вскоре я чувствую, как тень ложится на мое лицо, задерживается там на какой-то миг, а затем слышу, как кто-то опять-таки вприпрыжку удаляется. Выждав достаточное время, я открываю глаза. Бесчисленные японцы плещутся в бассейне. Раздается гудок, возвещающий полдень. Вездесущие старцы немедленно принимаются обсуждать это событие.