— Я думаю, что ты — потенциально интересный субъект, с которым я не отказалась бы вновь поддерживать знакомство.

— Ты всегда была для меня одной из пятидесяти самых желанных женщин в мире.

— Ну так что, будем дружить снова, Виктор? — интересуется она, опустив веки, а затем вновь резко подняв их.

Внезапно то, как она сказала эти слова и выражение на ее лице — стопроцентно сексуальное — приводят меня в волнение, и мое лицо начинает гореть. Я пытаюсь выдавить из себя какой-нибудь ответ, но мне удается промямлить только: «Э-э-э, гм-м, я не знаю», после чего снова смущенно уставиться в стол.

— Да не пугайся ты так, — говорит Джейми. — Я же не сказала «давай трахаться». Я просто сказала, почему бы нам снова… не стать друзьями.

— Зайка, меня уже больше ничто не пугает.

— Вот и отлично, — говорит она после некоторой паузы, изучая меня. — Это просто замечательно, Виктор.

После того как со стола убрали тарелки и мы съели один десерт на двоих, Джейми спросила:

— О чем ты сейчас думаешь?

После долгой паузы, во время которой я обдумываю, каким путем лучше пойти, я говорю:

— Я думаю: «Принимает ли она до сих пор наркотики?»

— И? — поддразнивает она.

— И «может, у нее даже есть что-нибудь при себе?»

Улыбаясь и подыгрывая мне, Джейми отвечает:

— Нет. — Небольшая пауза. — Но я знаю, где их можно достать.

Я подзываю официанта и прошу его выписать счет. После того как тот его приносит, до Джейми кое-что доходит:

— Слушай, так ты и в самом деле платишь за ужин? Невероятно!

— Послушай, зайка, я на подъеме, — объясняю я. — Мне платят. Я в полном порядке.

Наблюдая за тем, как я отсчитываю требуемую сумму и добавляю к ней жирные чаевые, Джейми бормочет себе под нос:

— Может быть, все в мире действительно начинает меняться.

10

На фоне зазвучавшего в полном соответствии со сценарием «Setting Sun» в исполнении Chemical Brothers мы снова оказываемся в Ноттинг-Хилле в огромном пакгаузе, принадлежащем какому-то промышленнику-миллиардеру — на самом деле декорации великолепны, это, скорее, несколько пакгаузов, расположенных под одной огромной крышей, — и это вечеринка в честь Гари Хьюма, хотя на самом деле все знают, что в честь Лайама и Патси, и проникнуть внутрь практически невозможно, но нас это, разумеется, не касается, поскольку Джейми проскальзывает через серебристую арку входа следом за Кэйт Мосс и Стеллой Теннант мимо охранников в наушниках, а то, что происходит снаружи пакгауза, нельзя назвать иначе, чем «еще одним гигантским информационным поводом», — трейлеры телевизионных компаний, запаркованные перед входом, металлические ограждения, толпы поклонников, пытающихся прорваться внутрь, ажиотаж, люди с именами, написанными сзади на куртках, подростки, которые глядят на нас и думают «мы хотим стать такими же, как они». Когда я пытаюсь выяснить у Джейми, кто именно этот промышленник-миллиардер, она отвечает мне, что он финансирует ряд вооруженных конфликтов и еще к тому же алкоголик, но «милый!», а затем мы напарываемся на Патси Пальмер и Мартина Маккатчсона, и кончается это тем, что мы сообщаем Нелли Хуперу, в каком мы восторге от нового ремикса Massive Attack, в то время как Дамон Албарн целует Джейми в обе щеки.

Пустое пространство внутри пакгауза выглядит словно кухня большого ресторана: из гигантских окон валит пар и из-за чудовищных ледяных скульптур, выставленных на обозрение посреди помещения стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает, и на каждом этаже играет какая-нибудь группа (в подвале, например, The John Spencer Blues Explosion) и все гости то и дело принимают позы словно в рекламе Gucci, отхлебывая пиво Tsingtao, но в то же время на вечеринке в целом царит дух футболок Gap и мокасин Prada, никто не роет другому яму, повсюду видеокамеры, Кармен Электра в сиреневом платье от Alaia танцует с одной из ледяных скульптур, а вечеринка идет то в черно-белом изображении, то в гипертрофированно-цветном, как в последних рекламных роликах Quicksilver, преобладают в основном сугубо антистильные тенденции, а мы дрожим так, словно нас заточили внутрь айсберга, плавающего вблизи от берегов Норвегии или где там они плавают.

Когда мы с Джейми присаживаемся на маленький светло-зеленый диванчик, стоящий под массивной стальной лестницей, начинает играть мелодичный трип-хоп, а повсюду кругом белые цветы, циферблат огромных электронных часов мерцает во тьме, отбрасывая огромные тени на потолок, а мы нюхаем очень качественный кокаин, которым Джейми разжилась без особых проблем, а еще она украла блендер с одной из кухонь, так что мы наслаждаемся ярко-оранжевым пуншем с мякотью фруктов на основе текилы, и где-то мимоходом Джейми успела переодеться в черный костюм Jil Sander, и папарацци низкого полета пытаются сфотографировать нас, но Джейми очень устала, и я тоже устал и возбужден настолько, что уже не могу позировать, поэтому я отгоняю их, выкрикивая: «Эй, каждый имеет право посидеть хоть немного в одиночестве. Господи, мы — такие же люди, как вы!», и тогда папарацци перекидываются на кого-то другого, случайно прошедшего мимо, и я смотрю, с легким разочарованием, как они нас покидают. Мы снимаем темные очки, кладем их в карманы. Мы даем друг другу прикурить.

— Спасибо, Виктор, — говорит Джейми, выдыхая дым. — Тебе совершенно необязательно быть таким, э-э-э, твердым, но мне приятно, что ты пытаешься… защитить меня.

— Слушай, тут все стали такие тощие и красивые, зайка, — тараторю я, чувствуя, как кокаин проникает во все мои поры. — И зубы у всех стали, типа, белые. Я помню Лондон совсем другим, зайка.

— Ну, поскольку большинство присутствующих здесь — американцы, я бы не стала на твоем месте беспокоиться за твою память.

— Крутейшая вечеринка! — продолжаю расходиться я.

— Я так и знала, что тебе понравится, — вздыхает Джейми.

— Что ты думаешь об этом месте, — спрашиваю я, подвигаясь к ней поближе на светло-зеленом диванчике.

— Ну, — говорит она, осматриваясь по сторонам. — По мне оно чересчур похоже на новую гостиницу, спроектированную Филиппом Старком.

— Чересчур? — переспрашиваю я растерянно. — Я думаю, что это мультифункциональное помещение, но, зайка, я ведь вовсе не собирался беседовать о дизайне интерьеров.

— А о чем же ты тогда собирался беседовать? — спрашивает она. — Не считая, разумеется, самого себя любимого?

— Нет, зайка, я хотел поговорить о тебе. — Пауза. — Точнее, о нас обоих. — Снова пауза. — Но начать я хочу с тебя. Можно еще кокаина?

Она передает пузырек мне.

— Можно, я попытаюсь угадать? Ты хочешь стать одним из тех парней, которых так и не в силах позабыть их бывшие подруги, верно?

Я отворачиваюсь к стене, делаю несколько сильных понюшек, а затем предлагаю Джейми свой нос для осмотра. Она кивает головой, что означает — все в полном порядке, и тогда я вручаю пузырек ей обратно, в то время как она машет рукой какому-то парню в пиджаке с тремя пуговицами от Prada, который разговаривает с Оливером Пейтоном. Парень в пиджаке слегка, как мне показалось, манерно машет ей рукой в ответ. Они оба поднимают бокалы.

— Кто это? — спрашиваю я.

— Один тип, который работал над ногами в новой рекламе Tommy Hilfiger, — говорит Джейми.

— Это крутейшая вечеринка, зайка, — выпаливаю я.

— Ты чувствуешь себя на все сто, а выглядишь и того лучше, верно?

Я киваю:

— Чем лучше выглядишь, тем больше видишь.

— Я вижу вдали Эмилию Ллойд, которая с потрясающим хладнокровием поедает гигантскую креветку, поджаренную на гриле, — зевает Джейми, открывая пузырек и отворачиваясь к стене. — Боже мой, как я вымоталась.

— Смотри, там Лулу Гиннесс — ну та, которая твою сумочку сделала, — говорю я, уже основательно заряженный. — А вон Джаред Лето — предполагалось, что он будет играть со мной в кино про мою жизнь.

Джейми вздрагивает и поворачивается обратно ко мне, вытирая нос и отпивая глоток текилового пунша: