— Да не обижайся ты так, — говорит он наконец, бросая на меня предупреждающий взгляд. — Не стоит.
Мне начинает казаться, что из дома мне выбраться уже не удастся. Я повторяю едва слышно: «Это просто еще одна сцена, еще один эпизод», словно это строчка из какой-то песни.
— Ты что, думаешь, я лгу? — спрашиваю я.
— Нет, нет, — говорит Бобби. — Просто мне кажется, что ты мне чего-то не договариваешь.
— И что бы ты хотел от меня услышать в ответ? — спрашиваю я, глядя ему прямо в глаза.
Он обдумывает мои слова, затем просто поворачивается обратно к экрану монитора.
— Я лучше послушаю что-нибудь другое.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.
— Тебе что, перевести? — бормочет он. — Приди в себя. Расширяй свой кругозор.
— Я просто пытался вести с тобой так называемую нормальную беседу.
— Похоже, у тебя это не особенно получилось, — говорит Бобби.
— Тебе не удастся вывести меня из себя твоей враждебностью, — говорю я, стиснув зубы. — До скорого, чувак!
Режиссер смотрит на меня и коротко кивает.
— Ладно, нам нужно здесь какое-нибудь спонтанное звуковое сопровождение, — говорит интервьюер из «По домам!».
Я прохожу мимо Бентли, который тем временем демонстрирует стопку киножурналов шестидесятых годов, фотоальбом с фотографиями расчлененных кукол, а также новую татуировку в виде демона у себя на бицепсе.
— Нам будет тебя не хватать, — бросает Бентли, провожая меня взглядом.
На улице идет легкий дождь. Бородатый мужчина спешит домой с собакой, мимо проходит девушка с букетом подсолнухов в руках. Я вновь начинаю плакать, слезы струятся у меня по щекам. Я останавливаю такси. Оказавшись внутри, я делаю все возможное для того, чтобы не закричать от радости. На какое-то мгновение у меня мелькает сомнение, но затем решаю, что это — дурное влияние дождя, и говорю водителю:
— Американское посольство!
11
Я успокаиваюсь настолько, что почти перестаю плакать и сопеть носом. Но я настолько накачан ксанаксом, что все последующее представляется мне в виде сплошного темного пятна, в котором удается что-то разобрать только потому, что паника средней интенсивности, пронизывающая меня насквозь и освещающая все происходящее тусклым светом, не дает мне впасть в ступор.
Как мне кажется, мы выезжаем на авеню Габриэль и останавливаемся перед зданием, в котором, по-моему, располагается американское посольство. Я даю водителю все деньги, которые нахожу в бумажнике, — то ли двести пятьдесят, то ли триста франков. «Наплевать!» — говорю я, неловко выбираясь из такси.
Я с трудом осознаю, как прохожу в здание мимо будки для охраны. Боковым зрением я вижу полицейских с автоматами наперевес, видеокамеру наблюдения, морского пехотинца, который лишь слегка приподнимает брови, завидев меня, и сразу же расплывается в улыбке.
В вестибюле я без проблем прохожу через металлоискатель и направляюсь к плексигласовому окошечку.
Я говорю женщине, сидящей за окошечком, что мне нужно поговорить с работником посольства.
— Un officia l e…? [120] — переспрашивает она, а затем уже по-английски интересуется, назначена ли у меня с кем-нибудь встреча.
— Нет, — отвечаю я.
Она спрашивает, как меня зовут. Я говорю ей:
— Виктор Джонсон.
Она спрашивает меня, по какому вопросу я пришел.
— По вопросу бомбы, — говорю я ей. — Я пришел по вопросу бомбы, — повторяю я.
Она снимает телефонную трубку и говорит в нее что-то, чего я не слышу. Она продолжает говорить, но я слишком устал, чтобы угадать содержание беседы по движению губ.
Внезапно в моем поле зрения появляются два полицейских с автоматами, они становятся у меня по бокам и застывают в ожидании по стойке «смирно».
Молодой человек, непримечательной и очень знакомой внешности, отчасти европейской, отчасти нет, одетый в серый костюм от Prada со стильным зеленым галстуком, быстро шагает по коридору, направляясь ко мне.
Молодой человек спрашивает:
— Чем могу вам помочь, мистер Джонсон?
— Мы можем поговорить где-нибудь в другом месте? — спрашиваю я.
— На какую тему? — осторожно спрашивает он.
— Я знаю людей, которые подложили бомбу в отель «Ritz», — говорю я. — Я знаю, где они живут. Я знаю, как их зовут. Я знаю, кто они.
Сотрудник посольства смотрит на меня, не зная, что на это сказать.
— Вы уверены?
— Да, — отвечаю я как можно серьезнее.
— И? — спрашивает он, выжидая.
— Они организовали взрыв в Институте политических наук, — говорю я. — И в кафе «Flore» тоже. — Из последних сил сдерживая слезы, я говорю: — Они ответственны за взрыв в метро на прошлой неделе.
Нервы мои не выдерживают, и я начинаю рыдать. Сотрудник посольства, судя по всему, приходит к выводу, что это критический момент. Он принимает решение.
— Подождите, пожалуйста, здесь, — просит он.
Наклонившись, сотрудник говорит что-то по-французски двум охранникам, которые в ответ кивают, слегка расслабляются, но, несмотря на это, подходят ко мне еще ближе.
— Нет, — говорю я, — я не хочу ждать здесь.
— Пожалуйста, мне нужно позвать кого-нибудь из Службы безопасности, чтобы они поговорили с вами, — вежливо просит сотрудник.
— Прошу, возьмите меня с собой, — говорю я. — Вдруг они за мной следили…
— Успокойтесь, мистер Вард, я скоро вернусь, — говорит он и уходит.
К двум охранникам присоединяется третий, и я оказываюсь в середине треугольника, а затем я чувствую черную вспышку где-то в области желудка.
— Эй, — говорю я, — а откуда вы знаете, что моя фамилия Вард? — А затем я срываюсь на крик; — Откуда вам известно, как меня зовут? Я сообщил вам другую фамилию! Откуда вы знаете, что моя фамилия — Вард?
Но он уже отошел далеко по коридору, я вижу только его силуэт, только отбрасываемую им тень, да и та вскоре исчезает.
Охранники подступают ко мне вплотную, и я вздыхаю, чувствуя острую потребность рассказать им о том, как я одинок; страх вырывается из-под контроля, запах дерьма душит меня, и я делаю руками жесты, которые им совершенно непонятны, по крайней мере на их бесстрастных лицах не отражается ровным счетом ничего. Движение, люди, звуки начинают наваливаться на меня, и вскоре по коридору в мою сторону скользят новые силуэты. Еще два охранника, молодой сотрудник и с ними кто-то еще. Чем ближе эти тени, тем громче я дышу, утерев глаза, я смотрю в плексигласовое окошечко, но женщины за ним уже нет, а затем я слышу чей-то голос.
— Мистер Вард? — спрашивает он. Медленно, не говоря ни слова, я оборачиваюсь. Передо мной стоит Ф. Фред Палакон, драматически освещенный светом, льющимся из окна в конце коридора. Я дергаюсь с места.
10
Комната для интервью. Очень холодно. На потолке висит вентилятор и повсюду разбросаны кружочки конфетти: они прилипают к стенам, ими засыпанны пол и стулья, на которых мы сидим, груды их валяются на столе, за которым устроились Палакон, Лоуренс Дельта, Дэвид Кратер, Рассел и японец из квартиры на авеню Вердье. Также там присутствуют инспектор Первого отдела Парижской префектуры полиции, который постоянно что-то строчит, и какой-то представитель Интерпола, явившийся из Лиона. Его внешность настолько мне знакома, что я постоянно смотрю на него. Для того чтобы атмосфера выглядела более убедительной, реквизиторы включили дымовые машины.
— Ты вовсе не хотел, чтобы я нашел Джейми Филдс, Палакон, — говорю я, с трудом сдерживая возмущение. — Дело было совсем не в ней.
Палакон вздыхает:
— Мистер Вард, но факты остаются фактами…
— Палакон, — закипаю я, чувствуя, как убыстряется мой пульс. — Богом клянусь, если ты мне не скажешь, что это все значит, я ни хера тебе больше не скажу!
— Мистер Вард, прошу вас…
— Нет, Палакон, пошел-ка ты на хер!
Я вскакиваю, уронив при этом стул.
120
Работник, служащий (франц.).